Огромный живот, казалось, прижал ее к полу. Когда ее отпускала боль, женщина пыталась освободить руки от оков. Леканя подумал, что ее плечи вот-вот вывернутся. Чуть выше на камне стояла странная фигурка. У болвана была большая грудь и вываленный живот. Рядом лежали сухие травы и огарки свечей.

"Какое-то языческое капище", — подумал Леканя и едва остановил себя, чтобы не перекреститься.

Герман погрузился в созерцание с жадным любопытством. Казалось, он забыл о Лекане и его пистолете. Он приблизился к женщине, застыл навзничь и вытянул шею. Леканя заклял рядом.

— Ты смотри, как ее подбрасывает. У меня глаз верный, сама не разродится. Или пристрелить, чтобы не мучилась? — пошутил борец за революцию.

— Нет, еще рано, — серьезно ответил Герман.

Леканя огляделся. Пещера не была дикой. Во многих местах виднелась кладка. Стены покрывали удивительные рисунки и надписи. За окнами шумело море.

«Вполне подходящий тайник, если бы не женщина и этот сумасшедший», — подумал

Леканя.

— А кто она?

Теперь точно было понятно: женщина не его девка и не иметь.

— Баба, — вдруг пролепетал немчура и, когда Леканя уже решил ему двинуть, добавил: — но необычная. Я возвращаюсь домой с надеждой найти папочку и матушку, а там никого. А на нашу недостроенную хату грязный киммеринец уже крышу чинит. Говорили, что он приехал караулить курган, чтобы оттуда не вырвались злые духи. Есть такой в пяти верстах от нас. Киммеринцы считают его святым или колдуном. Их, дикарей, трудно понять. Но я видел, как они падали перед ним на пол. Как крысы. Фриц из мануфактуры отца слышал, как его называли потомком ханского рода. А это его женщина. Старая бонна сказала, что она точно ведьма и носит в себе отродье дьявола.

— Ну, а ты, Германия, зачем ее сюда притащил? Отомстить за отобранный фатерлянд? — Леканя окончательно убедился, что Герман, хоть и немчура и наверняка буржуй, но свой. Потому что тоже не терпел киммеринцев.

— А тебе секрет можно доверить? — вместо ответа спросил Зорг и, как филин, хлопнул большими круглыми глазами.

— Ага, — ответил Леканя, а сам подумал: «Яйца выеденного не стоит секрет, который можно любому разболтить».

Гимназист отошел к стене и поднял пузатый мешок. Глаза Леканы загорелись.

Контрибуцию он любил. Но уже в следующее мгновение презрительно сплюнул. Мешок был великоват как на гимназической дрели. Зорг вытащил что-то похожее на корыто с ножками. Стороны конструкции покрывали золотые пластины с киммерическими надписями.

— Что это? — разочарованно спросил Леканя.

Мысленно он уже оборвал и взвесил золото. Набиралось максимум три унции. Лучше уж попа общипать.

— Колыбель. Колдун, муж этой, из могильника достал, — Герман кивнул на женщину. — Я ночь не спал, чтобы увидеть. Тело так окоченело, что на утро не смог к ветру сходить, так под себя и надюрил. Но оно того стоило. Что уже тот колдун производил: песни пел, в бубны бил, зелье курил. Все, чтобы дух из могильника по колыбели в наш мир не пролез.

— И где этот колдун? — Леканя на всякий случай огляделся.

Не хватало получить по лбу из засады.

— Мужики пришибли, — сказал гимназист. — Я им рассказал, что он на могильнике увидел, вот они и разозлились. И дом его сожгли. Он же из буржуев.

— Праведный гнев пролетариата? Понимаю, — покачал головой Леканя. -

А не мог ли ты что-нибудь более ценное, чем этот ночной горшок, захватить?

Шутка не удалась. От люльки веяло холодом. Дерево было старое и едва держалось в куче. Кое-где выступила соль, словно оно долго пролежало в море.

Под новыми золотыми пластинами темнели бронзовые накладки с древнейшими рисунками. На золоте блестела киммерицкая вязь.

— Это он украсил и заклятие понаписал. У киммеринцев есть легенда о

Золотая колыбель. Тот, кто ею завладеет, получит Киммерик. Видно, колдуну не понравилась красная власть, вот и решил вырыть.

— Видно и тебе, немчур, не очень нравится. Колыбелька теперь у тебя? Хотя я не вижу, чтобы ты стал царем этой земли. — Леканя хлопнул гимназиста под ребра.

Его больше интересовало, осталось ли золото в могильнике, но пусть и Германия не расслабляется. Зорг съежился и попятился. — Не ссы, я в сказки не верю.

Обычная люлька, хоть и давняя.

— Это потому, что ритуал не завершен! Чтобы Колыбель заработала, в нее нужно положить новорожденного ребенка.

Как по сигналу, женщина взревела. Живот вздрогнул. Роженица зажала косу между белыми зубами. Белки покраснели от напряжения. Спина изогнулась. На мгновение Лекане показалось, что стены задрожали в ответ. Он даже построил гашетку.

Зорг жадно проглотил и вытащил маленький нож. Явно не для Лекани.

— Хочешь положить в Колыбель младенца? И что — убить? — аж свистнул

Леканя. Это был бы женешек для Антонины Немич.

— Ну не колыбельные же петь? Вот поэтому я сюда ее и притащил. В научных целях. — Герман Зорг облизал губы. Леканя уставился на женщину. Она вцепилась руками в колени, широко развела ноги и закричала. Леканя на мгновение закрыл уши. Но глаз увести не смог. Послышались хлюпания и стон женщины. — Его зовут Номан! Номан. Защити, большая мать Албасты! — закричала роженица и потеряла сознание.

Герман встал и подошел к женщине. Ее юбка зашевелилась. Леканя подумал, что ребенок, если жив, должен заорать. Герман наклонился, чтобы отбросить окровавленную ткань, и в этот момент в пещере стало темно. Из окна спрыгнул какой-то великан. Леканя успел увидеть длинные спутанные волосы, красные, как угольки, глаза и обвисшие груди, которые чудовище закинуло себе на плечи.

Женщина, словно огромная обезьяна, побежала по полу, толкнула гимназиста, взглянула на Леканю и обнюхала роженицу. Но не шевелилась. Тогда чудовище выплюнуло ей в лицо какие-то слова, схватило ребенка и выпрыгнуло в окно.

Леканя подбежал и посмотрел вниз. Уроды нигде не было. Солнце уже коснулось горизонта. Тени во впадинах стали темнее. Леканя решил, что самое время ушиваться. Честному борцу за революцию нечего делать в бесовских казематах. Пусть немчура справляется с телом. За его спиной что-то зашевелилось.

Роженица снова